Одним из первых философов, указавших на различие чувственного и рационального познания, был Гераклит (ок. 540-480 гг. до н.э.). Но Гераклит более всего примечателен тем, что высказалряд идей, предвосхитивших диалектику Гегеля. Широко известны высказывания Гераклита о том, что все течет и все изменяется. Он подчеркивал относительную устойчивость вещей и утверждал, что сами вещи содержат в себе противоположности, что все в этом мире происходит через борьбу. Борьба есть причина всякого возникновения и уничтожения, исчезновения. Но эту борьбу он рассматривает как гармонию, и мудрость-то и будет заключаться в том, чтобы знать все как одно. Однако мнение, т.е. знание на основе чувственного опыта, к знанию всего как одного не ведет. Многие "не понимают, как враждебное находится в согласии с собой", "что война общепринята, что вражда – обычный порядок вещей, и что все возникает через вражду". Эта "вражда" и "согласие" есть не что иное, как единство и борьба противоположностей. Таким образом, Гераклит рассматривает бытие как становление, как процесс развития, как процесс уничтожения и возникновения в одно и то же время. Бытие и небытие суть одно, едино, ибо противоположности существуют в одном и том же, бытие переходит в небытие, а небытие в бытие. Для бытия, понимаемого как процесс, первосущностью, первоэлементом может выступать только то, что само может быть видимо, воспринимаемо в этом мире как процесс. Ясно, что вода или воздух для этой роли не очень подходят. И для Гераклита таковой первосущностью, первопричиной является огонь. Да и сам космос, по мнению Гераклита, всегда был, есть и будет вечно живым огнем, мерно разгорающимся и мерно угасающим.

Однако и Гераклит еще весьма мифологичен и, по сути, вещает, а не рассуждает и доказывает. Собственно философией (и первым философом) можно было бы назвать учение Парменида, ибо Парменид стремится уже к рассуждению и доказательности своих философских положений.

Парменид (род. ок. 540 г. до н.э.) жил и учил в городе Элея и являлся одним из ведущих философов элейской школы. Как и его предшественники, он ставит вопрос о едином бытии и множестве существующих вещей, но превосходит их всех в том, что ставит уже вопрос о соотношении бытия и мышления, причем, единственно достоверным источником познания истины у него однозначно выступает разум. Парменид производит резкое разграничение и противопоставление знания разумного знанию чувственному. Но и разум, по мнению Парменида, не застрахован от ошибок и рискует, идя неверным путем, не достигнуть истины. Одна из первых ошибок, как полагает Парменид, - это допущение вслед за Гераклитом наличия в самих вещах противоположностей и тем самым допущение существования небытия. Парменид однозначно утверждает,что небытие не существует. Мыслить можно только сущее, т.е. бытие, а о не-сущем (небытии) нельзя ни мыслить, ни говорить. Признается существующим только то, что мыслимо и выразимо в словах. Мышление (разум) начинает выступать критерием существования и более того, тождественно с ним.

Указав на несовпадение чувственного и рационального, Парменид явно отдает предпочтение свидетельствам разума. Разум достигает истины вопреки чувствам, противореча им. Чувственные восприятия сущего неустойчивы и смутны, текучи и изменчивы, и отличаются от мыслимого сущего, противостоя ему. Отсюда можно сделать вывод, что если физический мир, воспринимаемый чувствами, противоречив, то он не может быть истинным. Истинным может быть только сверхчувственное умопостигаемое непротиворечивое бытие.

Умопостигаемое бытие Парменида, которое только и может быть истинным, оказывается однородным, всегда себе равным, неподвижным и совершенным, в отличие от бытия как процесса, как постоянного становления, возникновения и уничтожения у Гераклита.

Гераклит говорил: бытие и небытие суть одно. И под этим есть какие-то основания. Когда я, например, смотрю на пятна на Солнце, они кажутся мне темными. Но при ближайшем рассмотрении эти пятна всего лишь светят менее ярко, чем остальная поверхность Солнца. Так как же они светят в реальности? Сам субъект является здесь границей света и тьмы. Различая светлое, он выделяет темное и наоборот. Если есть темное, то есть нетемное, т.е. светлое. Стало быть, если есть бытие, то есть и небытие.

Это было бы так, если бы мы под бытием понимали бы качество. Но бытие есть не качество, а мысль. Мы мыслим бытие; это видно по тому, что эта мысль сопровождает всякое наше чувство. А раз бытие есть мысль, то если бытие есть, то небытия нет - очень глубокая мысль Парменида. Ведь между утверждением и отрицанием нет никаких переходов, это есть акты мысли. Само бытие отрицает небытие. Как же это все отнести к качествам? Можно сказать, что нет темного, а все есть в какой-то степени светлое; нет горячего, а все есть в какой-то степени холодное и т.д.

Дмитрий, 11 Октябрь, 2012 - 14:15

Комментарии

1. Но небытие - точно также мысль. Можно ли мыслить небытие? Согласно Пармениду: быть и мыслить - одно и то же. Следовательно, мыслить небытие - нельзя. Но ведь, когда мы все это обсуждаем здесь, мы же что-то мыслим. Конечно не абсолютное небытие, но относительное. Как небытие, скажем, вот этого сущего. После Парменида так рассуждал Платон (Диалог "Софист").
2. Получается, что небытие - тоже мысль. А если мысль, то следуя все той же формуле Парменида, небытие - есть! Тогда Гераклита и можно понять в том смысле, что когда я мыслю, неважно что это - бытие или небытие.
3. Гераклита так же можно понять еще и по-другому. Бытие есть только тогда, когда оно определено - отличено от другого. Если мы бытие отличаем от сущности, то в силу существенного различия того и другого наше определение не удается. Необходимо рядоположное различие - как различие бытия и небытия. Получается, бытие определяется через отрицание небытия. Но точно также нуждается в определенности и небытие как отрицание бытия. Иначе говоря, мы ходим по кругу - утверждая одно, тем самым утверждаем и другое, которое его отрицает.

Замечательно. Для меня ваши выводы значат только одно - понятие мышление, чтобы избежать подобных парадоксов требует расширения.
Но насколько я понял, Вы Булат придерживайтесь точки зрения, что мышление может быть только формально-логическим.
Кстати, Вы в экстазе мышления допустили нелепость.
"Получается, что небытие - тоже мысль"., ergo "небытие есть".
Зелёный дух, квадратный круг, бегущее безногое, тоже мысли и что?

В том-то и состоит прелесть вывода, что он не абсурден. "Небытие есть" означает, что понятие "небытие" для нас что-то значит, а не есть пустое слово.
Например, существует ли отсутствие? Или, например, как у Аристотеля - лишенность? Вот здесь стоял стул - его сейчас нет. Или у кота есть хвост, которого у меня - нет. Кругом нас небытия ровно столько же сколько бытия. Поскольку и то (бытие), и другое (небытие) - мысль.

Гераклит же приписывает бытие чувственным качествам. Хотя возможно, что у него имеет место смешение, точнее, неразличенность мыслей и чувств.

ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ

DOI: 10.17212/2075-0862-2018-4.1-212-229 ДК 1 (091); 115

ВРЕМЯ И ВЕЧНОСТЬ В ОНТОЛОГИЧЕСКИХ МОДЕЛЯХ ПАРМЕНИДА И ГЕРАКЛИТА

Денисова Татьяна Юрьевна,

кандидат философских наук,

декан факультета социальных технологий Сургутского государственного университета, Россия, 628412, Тюменская область, Ханты-Мансийский автономный округ - Югра, Сургут, пр. Ленина, 1 [email protected]

Аннотация

В статье дается систематический анализ позиций двух выдающихся и традиционно противопоставляемых друг другу представителей греческой натурфилософии, Парменида Элейского и Гераклита Эфесского, относительно проблемы времени как мирообразующего принципа. Исследование включает обоснование трех тезисов. Первый тезис заключается в том, что попытки рассмотреть время со стороны его онтологической сущности, а не только эмпирических проявлений и инструментального использования предпринимались уже в раннегреческой философии. Второй тезис заключается в том, что традиция противопоставления представлений Парменида и Гераклита о принципах мироустройства искажает реальное положение дел. В статье показано, что статичность бытия у Парменида не исключает движения и становления вещей, а метафизическая динамика Гераклита не сводит существование вещей к бесконечному становлению, никогда не достигающему бытия. Третий тезис заключается в том, что идеи и времени, и вечности так или иначе присутствуют в обеих концепциях. Время рассматривается как условие и основание существования единичных вещей, проявляющееся в их изменчивости и движении. Вне времени, т. е. в вечности, пребывает Целое, включающее в себя все наличные и возможные единичные вещи. Учения Парменида и Гераклита тем самым представляют две части единой онтологической модели, в которой время и вечность служат задаче изменения и сохранения Космоса.

Ключевые слова: время, вечность, движение, бытие, сущее, сущность, граница.

Библиографическое описание для цитирования:

Денисова Т.Ю. Время и вечность в онтологических моделях Парменида и Гераклита // Идеи и идеалы. - 2018. - № 4, т. 1. - С. 212-229. - ёок 10.17212/2075-08622018-4.1-212-229.

Время как онтологическая проблема

Невозможно найти проблему, которая бы в течение тысячелетий занимала умы больше, чем проблема сущности времени. В современной философии время несомненно обладает статусом центрального понятия онтологии, и, как часто утверждается, этот статус оно получило впервые в ХХ веке, в философии Э. Гуссерля и М. Хайдеггера . Сам Хайдеггер полагал, что до его «Бытия и времени» все философские теории являются лишь комментариями к обыденному пониманию времени. Обыденное же понимание сводится, по его мнению, к счету времени и его представлению в качестве простой последовательности моментов «теперь». Философия, согласившись с этим, в дальнейшем лишь внесла уточнение, что время - это «однородная необратимая последовательность одного-за-другим» [Там же].

Однако это категоричное заявление Хайдеггера вызывает сомнение, поскольку уже досократиками тема времени поднимается в контексте поисков архэ, т. е. онтологических оснований мира, а также в сопоставлении времени с метафизическим понятием вечности, представляющей не эмпирически верифицируемую (считаемую) сумму всех конечных «времен», а их неразрушимую полноту и целостность, не знающую границ. Греческая натурфилософия задавалась вопросами о том, что придает устойчивость и единство миру, пытаясь отыскать то единую материальную первооснову (воду, огонь, воздух, атомы), то единый управляющий первопринцип (Логос, бытие), и тема времени рассматривалась ею в связи с проблемой движения (изменения) сущего, а также проблемой сущностных границ этого движущегося/неподвижного сущего.

Наиболее глубоко идеи времени у досократиков представлены в онтологических моделях основоположника Элейской школы Парменида и его современника Гераклита из Эфеса. Как правило, этих двух мыслителей противопоставляют друг другу по причине якобы противоположного отношения к бытию как незыблемому, статичному (Парменид) либо как движущемуся, текучему (Гераклит). Философию Гераклита называют философией абсолютного процесса, учение Парменида и вообще элеатов -философией абсолютной субстанции . Однако вряд столь однозначное противопоставление оправдано.

В нашем исследовании мы постараемся обосновать оба высказанных предположения. Во-первых, онтологический статус проблемы времени был очевиден уже греческим натурфилософам, и в онтологических мо-

делях мира Парменида и Гераклита время, даже не называемое напрямую, эксплицитно, играет важнейшую роль. Во-вторых, кажущаяся аксиоматической противоположность их позиций снимается, если в фокусе исследования находится именно проблема времени.

Элеаты о времени и вечности

Идеи элеатов о неизменном, неподвижном, неуничтожимом и никогда не рожденном, безусловно сущем абсолютном бытии, не имеющем ничего вне себя - даже небытия, были в теологической форме выражены Ксенофаном, затем онтологически осмыслены Парменидом и остроумно поддержаны апориями Зенона Элейского о невозможности движения. Только абсолютное вечное бытие есть; вещи же, которые возникают и уничтожаются, движутся и изменяются, обладают иллюзорным, ложным бытием и недоступны истинному познанию. Элеаты впервые указывают на различие между истинным и неизменным бытием как таковым и феноменальным бытием эмпирического мира вещей, между умозрительным миром начал и видимым миром их проявлений, строя на этом свою концепцию мироустройства, согласно которой абсолютная субстанция, в отличие от единичных сущностей, находится вне пространства, поскольку не имеет ничего вне себя (сама представляя собой завершенное пространство и пребывая одновременно в каждой точке), а также вне времени, поскольку пребывает целиком в одном вечно настоящем моменте.

В сочинении Парменида «О природе» богиня правды Дике наставляет юношу, как следует понимать истинное бытие: Один только путь остается,

«Есть», гласящий; на нем - примет очень много различных, Что нерожденным должно оно быть и негибнущим также, Целым, единородным, бездрожным и совершенным. И не «было» оно, и не «будет», раз ныне всё сразу «Есть», одно сплошное. Не сыщешь ему ты рожденья .

В истинном бытии отменяются все эмпирические границы, поскольку граница представляет собой как бы разрыв в бытии, т. е. небытие, которого, как полагает Парменид, нет и быть не может. Время для истинного бытия также не разделяется границами на части «раньше», «теперь», потом», - а это значит, что времени для него нет: Как может «быть потом» то, что есть, Как могло «быть в прошлом»?

«Было» - значит, не есть; не есть, если «некогда будет» [Там же, с. 296].

Единству истинного бытия Парменид противополагает множество чувственных явлений, вещей, которые именно в силу изменчивости, отсутствия окончательной определенности не обладают истинностью. Сущее в силу своей временности, способности возникать и уничтожаться, отделяться от других сущих пространственными границами содержит в себе небытие. Но не наличие границ отличает вещи от истинного бытия: бытие-сфера также обладает границами-пределами (внешними границами), и наличие границ есть универсальное условие бытия любого «что». Различие между бытием и единичными вещами - в неизменности первого и изменчивости второго. Ускользающая суть вещей, их непостоянная «чтой-ность», трансформация границ позволяет говорить об их неистинном бытии, смешении с небытием, которое невозможно: «Бытие ведь есть, а ничто не есть» [Там же, с. 296]. Образ нерасчленимого и неизменного целого, в котором «всё наполнено сущим», трудно соотнести с видимым миром, где одно отделено от другого, где вещи возникают, изменяются и исчезают, и Парменид это понимает, призывая доверять мысленному, а не чувственному образу мира:

«Виждь, однако, умом: отсущее верно при-суще,

Ибо не отрубить от сущего сущее в смычке» [Там же, с. 297].

В другом, более ясном изложении это звучит так:

«Однако созерцай умом отсутствующее

как постоянно присутствующее,

Ибо отсутствующее не отсечет сущее от примыкания к сущему,

Ни когда оно повсюду полностью рассеивается по космосу,

Ни когда оно сплачивается» [Там же, с. 288].

Сущее может отсутствовать в определенный момент времени - еще нерожденное или уже погибшее - но оно обладает потенциальным свойством быть, следовательно, вне зависимости от присутствия или отсутствия теперь оно принадлежит бытию всегда. Существование сущего временно, но его способность бытийствовать - вне времени. Это важно понимать, сравнивая Парменида и Гераклита: Гераклит, говоря об изменчивости во времени, тоже имеет в виду мир вещей, а не принципы, начала бытия.

Идеи Парменида о невозможности движения и иллюзорности движущегося во времени мира вещей были развиты в апориях Зенона. Предполагается, что их было создано около сорока, однако до нас дошло, благодаря пересказу Аристотеля, лишь несколько .

Самые известные из них - «Дихотомия», «Ахиллес и черепаха» и «Стрела». В задачах-парадоксах Зенон не только вновь обращается к теме связи

времени и движения, но пытается впервые теоретически рассмотреть природу пространственно-временного континуума, а именно показать, есть ли время и пространство совокупность неделимых далее элементов (моментов времени, частей пространства или интервалов движения), либо они представляют собой бесконечно делимые величины. Общим смыслом апорий Зенона является объяснение невозможности движения ввиду бесконечной делимости пространственного континуума.

Напомним кратко их содержание. Главная идея «Дихотомии» состоит в том, что поскольку движущееся тело, прежде чем пройти определенное расстояние, должно пройти его половину, а до этого - половину половины и т. д., то, строго говоря, движение при таких условиях не может даже начаться. В апории «Ахиллес» быстроногий Ахилл, чтобы догнать черепаху, должен сначала преодолеть расстояние, которое черепаха уже прошла. А поскольку черепаха продолжает двигаться, он должен занять бесконечное множество «мест», которые до тех пор занимала черепаха. Суть затруднений в этих апориях лежит в том, что если пространственный континуум есть бесконечное множество элементов (точек), то движение в нем невозможно, поскольку занять бесконечное количество последовательных позиций в ограниченный промежуток времени невозможно.

В апории «Стрела» предметом рассмотрения оказывается время. Выпущенная из лука в цель летящая стрела в действительности покоится, поскольку процесс ее полета представляет собой сумму покоящихся состояний - в каждый неделимый момент времени стрела покоится в неделимой точке пространства. Зенон рассуждает приблизительно так: в каждый момент времени (точку «теперь») стрела занимает какое-то место, равное своей длине (в противном случае она была бы «нигде», а это невозможно). Но если занимать равное своей величине место, то двигаться было бы невозможно, поскольку движение предполагает, что движущееся тело занимает место большее, чем оно само. Значит, движение есть сумма состояний покоя, а это невозможно, так как бесконечное складывание «ничто» в итоге даст то же ничто. Следовательно, движение не существует, а мир временных вещей, где всё множественно, текуче и преходяще, не обладает подлинным бытием. А там, где нет движения и изменения, понятие времени лишено всякого смысла.

Идеи Гераклита Эфесского, полагавшего движение мирообразующим принципом, выглядят на первый взгляд полной противоположностью онтологической модели элеатов.

Время и движение в учении Гераклита

Интерпретация сохранившихся фрагментов главного сочинения Гераклита «О природе» представляет собой весьма сложную и в то же время необыкновенно увлекательную задачу. И дело не только во фрагментарно-

сти сохранившихся текстов, многие из которых существуют только в виде комментариев позднейших мыслителей Античности и Средневековья: философ, именовавшийся еще при жизни Темным, выражал свои мысли изречениями, напоминавшими своей многозначностью оракулы Пифии и обладавшими специфическим грамматическим строем. Как предупреждал М. Хайдеггер, «два с половиной тысячелетия, отделяющие нас от Гераклита, - дело опасное. Мы должны быть предельно самокритичными, чтобы что-нибудь здесь увидеть» . Но он также, однако, заявлял, что «ничего нельзя возразить против спекулятивной интерпретации», а потому призывал рисковать, обращаясь к текстам Гераклита, чтобы получить в итоге нечто значимое. Поэтому, анализируя взгляды Гераклита, мы намерены отойти от традиции прямого противопоставления его концепции философской позиции Парменида.

Хотя среди более чем 100 сохранившихся изречений Гераклита время упоминается всего лишь раз, именно оно является онтологическим стержнем его картины мира. Тематически можно выделить следующие связанные с проблемой времени базовые положения гераклитова учения о природе: 1) время как условие бытия мира как Целого; 2) время и вечность; 3) время и движение (становление, генезис); 4) время и возможность достижения вещами бытия.

Следует сразу заметить, что важнейшей и плодотворнейшей идеей для дальнейшего развития натурфилософии является мысль Гераклита о том, что время не имеет под собой никаких оснований, оно само есть основание всего, причина и условие. Гераклит был первым, кто увидел во времени не форму существования вещей и мира в целом, а действующую субстанцию.

Это убеждение звучит в том единственном фрагменте Гераклита, где время названо явно, прямо: «Aiœv nrnç son nrnÇœv, nsoosûœv nrnSoç ^ ßaoi^nin» (дословный перевод: «Эон (век) - ребенок, играющий в пессейю, ребенку принадлежит царская власть»). В русскоязычных исследованиях авторы опираются, как правило, на один из двух вариантов перевода этого изречения: «Век - дитя играющее, кости бросающее, дитя на престоле» или «Айон (Время) - ребенок, играющий в шашки: царство ребенка» . Обращают на себя внимание два расхождения: что играет (трактовка понятия aiœv) и во что играет aiœv-ребенок. В первом случае слово «aiœv» переведено как «вечность» (aiœv - «век, вечность»; aiœvoç - «вечный»), во втором - как «время». Согласно этимологии понятия «aiœv» (которую мы не будем приводить здесь), оно близко по значению русскому слову «юность»; aiœvoç соответственно не только «вечно существующий», но и вечно новый, возобновляющийся, начинающий сначала. У Гомера понятие «aiœv» вообще не имеет отношения ни к времени, ни к вечности, означая жизненную силу. В Илиаде (Илиада, 16: 453) говорится,

что умирающего героя Сарпедона одновременно покидают и фихЛ (душа), и ашг (жизненная сила):

Ашар вл^г т6v уе Млп ^ХП те ка! аíюv ... .

Во фразе Гераклита речь идет и о времени, и о вечности: вечность, сама остающаяся неизменной, играет вещами, существующими во времени, пересыпая, перебирая, меняя местами.

Но чем же она играет? Пессейю в различных фрагментах авторы называют то игрой в кости (Лукиан, Филон Александрийский), то игрой в шашки (Григорий Назианзин): «Время (Хронос) катит всё подобно шашкам в пессейе» . Третий вариант игры предлагают Филон Александрийский и Плутарх, которые сравнивают время с игрой детей с песком на морском берегу. Этот образ встречается впоследствии очень часто у разных исследователей (например, у С.Н. Трубецкого).

Есть ли разница? Да, есть. В шашки, что бы под ними ни подразумевалось, и кости можно выиграть и проиграть, обе игры предполагают наличие правил, цель, начало и конец игры. Пересыпание песка, собирание и разбрасывание, и даже лепка из него разных фигур - процесс, не знающий завершения, не имеющий другой цели, кроме бесконечного продолжения. И хотя у Гераклита речь идет об игре с конкретным названием, метафора пересыпания песка согласуется с общим смыслом его учения о бесконечном изменении и движении вечно живого космоса. Дитя, играющее и бесконечно пересыпающее песок, создавая и разрушая фигуры, не имеет необходимого завершения своим действиям: неисчерпаем песок для игры, бесконечно число форм фигур, которые можно слепить из него, нельзя создать в итоге неразрушимую или совершенную фигуру, да ребенок и не имеет цели достигнуть совершенства. Как смысл игры в песок - в самой игре, так и смысл изменений во времени - в самих изменениях.

В комментариях Прокла указывается, что Гераклит подразумевает под игрой Эона игру Демиурга во время творения космоса. Того же мнения придерживается и Филон Александрийский [Там же]. То есть Эон и есть то, что создает мир, он и есть метафизическое первоначало мира, причем начало творящее, а не просто некий статичный и вечный принцип, лежащий в основании мира. Следовательно, уже в этой метафорической характеристике времени (вечности?) очевидна его глубокая онтологическая связь с движением.

Однако всё же о времени или вечности идет речь? Попробуем разобраться в этом принципиальном вопросе.

Гераклитово определение сущего исходит из признания Ysvsalq - генезиса, становления - в качестве главного принципа существования сущего.

Сущее у Гераклита - вечно текущий процесс, вечное становление и изменение. Если вещи кажутся человеку неизменными, неподвижными - это лишь обман чувств, иллюзия. Во множестве философских и художественных интерпретаций время со ссылкой на Гераклита представляют в виде непрерывно движущегося потока, несущего вещи (неподвижные в своей сущности, по-видимому). Вспомним, например, известное: «Река времен в своем стремленьи / Уносит все дела людей / и топит в пропасти забвенья / народы, царства и царей» (Г.Р. Державин).

Однако течет у Гераклита не время, в вещи и процессы, существующие во времени. Его «П^та реТ» относится к вещам - это их природа текуча. Движутся, т. е. проходят путь становления и изменения земля и небо, воздух и вода, вещи и тела, материальный мир и сознание, никогда не останавливаясь и не достигая предела пути, возобновляясь и трансформируясь.

Время у Гераклита не выступает чем-то внешним по отношению к вещам, неким управляющим извне началом, и, как нам кажется, эту его мысль точно понял и прекрасно выразил Х.Л. Борхес в своем эссе «Новое опровержение времени»: «Мы сотканы из вещества времени. Время - река, которая уносит меня, но эта река - я сам; тигр, который пожирает меня, но этот тигр - я сам; огонь, который меня пепелит, но этот огонь - снова я» .

Именно это уточнение помогает понять, о времени или вечности говорит Гераклит. Образ текущей воды (потока, реки) исключает всякое деление, различение, отрицает интервалы и их границы, а также внешние пределы вещей. Такова природа вечности, а не времени, т. е. получается, что метафизическая динамика бытия осуществляется в вечности. Однако вечность неподвижна и неизменна, и, следовательно, текучесть вещественного мира связана всё же со временем, всегда измеряемым, устанавливающим последовательность и продолжительность процессов, происходящих с вещами.

Гераклит говорит не о текучем «веществе» времени, а о текучих вещах, существующих во времени, имеющих сроки жизни, соотносимые со временем. Для того чтобы сказать «Нельзя войти в одну реку дважды», нужно иметь в виду нечто определенное, что способно изменяться со временем (вместе с временем) и во времени, т. е. нечто, что входит в меняющийся поток уже изменившимся. Время - та сила, которая властно вовлекает в процесс изменения всё, что существует, являясь онтологическим условием существования вещей, возможного только в движении. Мир погибнет, если остановится, он превратится в мертвый осадок подобно кикеону-болтуш-ке, который нужно непременно встряхивать и перемешивать: «И кикеон тоже разлагается, если его не взбалтывать» .

Отождествив движение времени с изменением вещей, Гераклит, как верно заметил С.Н. Трубецкой, «овеществил, материализовал процесс вечного изменения, превратив действие в действующую субстанцию» . Время - не то, что «происходит» с вещами, а то, благодаря чему происходят сами вещи. Время у Гераклита, таким образом, реально, причем реально не просто как хранилище, вместилище событий и процессов, а как нечто самостоятельное и автономное. И это станет особенно понятно, если мы вернемся еще раз к анализу гераклитова выражения «П^та реТ», поскольку обе части - и «л^то» и «реТ» - могут быть истолкованы отличным от устоявшегося варианта образом.

В известном семинаре о Гераклите О. Финк и М. Хайдеггер посвящают немало времени обсуждению того, что понимал Гераклит под «тогахо». При том что традиционно «та тогаха» переводится как «мироздание» («Мирозданием правит молния» ) или как «всё» («всё течет» [Там же, с. 154]), О. Финк обоснованно утверждает, что точнее всё же понимать это во множественном числе - все вещи, все сущие, которые собираются в нечто цело-купное, но при этом всё же отделены друг друга. Под вещью О. Финк предлагает понимать «нечто обособленное и обладающее определенными очертаниями», но при этом также обладающее «чертами всеобщего, хотя бы по способу происхождения» . Следовательно, заключает он, под «та яотта» мы понимаем «совокупную множественность конечно ограниченных вещей» [Там же, с. 15]. В таком же значении «яотта» употребляется и в 50-м фрагменте («тогата та ovта», которое обычно переводят как «все сущие»). Финк утверждает, что это означает не перечисление всех сущих, а указание на их разделенность, обособление, различение [Там же, с. 46]. П(^та не обладает тотальностью, но это и не простая совокупность вещей - это целое, собранное вместе, разделенное и связанное границами между отдельными сущими.

Вместе с тем Финк обращает внимание, что в 64-м фрагменте «всё» есть не статичное, а подвижное многообразие сущего [Там же, с. 19], поскольку молния предполагает движение. Хайдеггер также соглашается с тем, что «та го^та» у Гераклита есть не «некое наличное целое, а сущее в движении» [Там же, с. 20].

В связи с этим Хайдеггер дает свою трактовку понятия <с^еа!.д»: это не просто последовательное развитие, становление, которое действительно не имеет ни внутренних границ, ни внешних пределов и не позволяет вещи хоть когда-нибудь стать собой, обретя сущность; это есть вступление в бытие или в присутствие - т. е. это одномоментный акт. И образ молнии подкрепляет такое понимание: «В миг яркой вспышки молнии сущее вступает в определенность» [Там же, с. 25].

Быть - всегда значит быть чем-то определенным, в заданных границах качеств, сроков, места. Нельзя уже быть, но при этом оставаться пока чем-

то неопределенным. Всё сущее, поскольку оно сущее, имеет определенность, но эта определенность, по Гераклиту, не статична, не задана навсегда, поскольку вещь предстает в своих границах, в миг сверкания молнии. Границы не постоянны, не окончательны, но в любой момент времени у каждого сущего, существующего во времени, они есть. Финк полагает также, что функция правящей молнии состоит в том, чтобы дать сущему не только очертания, но и толчок, побуждающий его к движению и существованию. И поскольку она побуждает к движению не отдельные вещи, а всю совокупность сущего, отсюда выражение «návxa 5ia návx&v» - «всё через всё», утверждающее всеобщую связь, общую основу, взаимную прони-занность друг другом [Там же, с. 29, 30].

Резюмируя высказывания Финка, можно сказать, что, во-первых, «та návxa» - не нерасчленимое «всё», а совокупность «всего», отдельных сущих; не мироздание, а «совокупность внутримирного», поэтому не мир в целом течет (меняется), а текут отдельные вещи, включенные в него.

А во-вторых, молния, управляющая миром (метафора момента времени, когда сущее получает определенность, входя в присутствие, в бытие) - тоже не мироздание, но она то, что образует мироздание, она - условие мирообразования. Причем она соединяет две мирообразующие функции - движения, без которого мир не мог бы существовать, и замирания, остановки, благодаря которой сущее получает определенность. Вещи, становясь из одних другими, имеют условные остановки для опознания их в определенном качестве, но вместе с тем изменения происходят бесконечно и неостановимо. Время связывается у Гераклита с вечностью, но не так, как легче всего предположить обыденному сознанию: времена не складываются в вечность, не составляют ее, как точки не составляют прямую, но существуют в вечности, включены в нее, движутся в ней, связываясь друг с другом.

Как нам представляется, вышеприведенная трактовка известного выражения Гераклита действительно отвечает мысли философа, а не только букве. Считаем необходимым также переосмыслить и вторую часть известного выражения. Действительно ли Гераклит имел в виду непрерывное течение сущих, лишающее их определенности и подлинности бытия?

Нам представляется интересным в данном контексте следующий факт. Платон в диалоге «Кратил» упоминает: «Гераклит говорит где-то, что всё движется и ничто не остается на месте (návxa X®psí Kai oúSév ^évsi), и уподобляя все сущее течению реки, говорит, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку» . На наш взгляд, это очень важно - не návxa psí, а návxa X^psí. Глагол psí - от рею («течь»), x®psí - от %юрею («уходить, уступая место другому»). Хотя у Платона упоминается метафора реки, текущего потока, но разница между двумя глаголами кажется нам значимой. Течение подра-

зумевает непрерывность, отсутствие всякого членения, деления, а в «усту-пании» есть порядок, последовательность, наличие «одного» и «другого», которые различаются, существуют раздельно. Течение связано с вечностью и абсолютом, уступание - с временем и вещами.

Кстати, современный философ А.В. Ахутин также обращает внимание на то, что «течение всего» у Гераклита больше всего напоминает не непрерывный поток, а стыковку одного с другим, ритмичный прибой, единство все новых и новых вод . Глагол «реТ» («течет») появляется позже, у Аристотеля. В его трактате «О небе» мы, в частности, находим: «П^та уггеаВаг 9ао1 ка! рето» - «Всё становится и течет» .

Поэтому «Всё течет» может и должно быть понято не как процесс не-завершимого и бессмысленного спонтанного потока, в котором неразличимы вещи и состояния, а как их упорядоченное чередование во времени. В бесконечном движении «всего» как единого каждому единичному, входящему в это «всё», есть место и время.

Что же является источником динамики всего, что определяет порядок изменения, чему срок «наступать» и «уступать»?

Здесь следует обратиться к еще одному известному изречению Гераклита: «П6А,ецод лavтюv цеу лат^р вота, лavтюv 5е РааЛеид» - «Война отец всего, царь всего». Абсолютное начало включает у Гераклита не только идею единства и гармонии, но и идею раздора, борьбы и различения (как и у Эмпедокла). Абсолютному имманентно присуща борьба (война), так же имманентно ему присуща скрытая гармония, иначе организация космоса, общее мироустройство были бы необъяснимы: «В силу вечного закона, всё сущее имеет свою противоположность по необходимости, роковым образом. Иначе обособление, индивидуальное существование отдельных вещей не было бы полно и нарушало бы единство и гармонию целого», - пишет С.Н. Трубецкой .

То есть без борьбы противоположностей ни одно единичное не могло бы быть целостным, т. е. быть собой, а значит, вообще быть. Кроме того, без борьбы противоположностей любое единичное замыкалось бы в чём-то одном, обособлялось бы окончательно, тем самым исключаясь из целого. А это означает, что и целое лишалось бы своей целостности, порядка и гармонии и не могло бы существовать. Борьба противоположностей, сопровождаемая движением, возникновением и уничтожением, изменениями и взаимопревращениями, обеспечивает тем самым как относительную целостность и полноту единичного, так и его сопричастность целому. Принцип мироустройства у Гераклита, согласно которому абсолютное согласуется с собою, расходясь с собой, различаясь в себе, обеспечивает взаимосогласованность и гармонию мира. Борьба и движение есть космогоническое начало мира.

Но важно, что эту борьбу и движение, т. е. динамику космогенеза, должно уравновешивать и другое начало - статическое, сохраняющее результаты движения, придающее бытию в целом форму и определенность, и тем самым основательность.

Как точно замечает С.Н. Трубецкой, «...то, что кажется неподвижным, пребывающим телом или существом, есть лишь видимая точка пересечения противоположных стремлений» . Точка - момент замирания сущности в бытии самой собой, она не имеет протяженности (и, понимаемая как момент времени, не имеет длительности), однако является границей определенного состояния. С одной стороны, в разные моменты времени вещь никогда не равна себе, она не обладает даже относительным постоянством, ее континуальное состояние не состоит из точек «теперь», но вместе с тем точка перехода от одного состояния к другому необходима для понимания и описания сущности и способа ее существования.

Понимание гераклитова «Всё течет» как принципа мироустройства, редуцированного лишь к бесконечной изменчивости, привело бы в конечном итоге к онтологическому и гносеологическому тупику.

Во-первых, если всё есть только генезис и «всё есть и не есть» одновременно, следовательно, сущего, обладающего определенностью, не существует. Более того, текучее бытие вещей не может быть в строгом смысле названо бытием - оно столь же бытие, сколь и небытие. Такая модель мира исключает даже относительную устойчивость, и остается нерешенным вопрос, каким образом в круговороте вещества сохраняются неизменными если не индивидуальные, то хотя бы родовые формы вещей, а миновать упоминания о формах, говоря о становлении, невозможно, поскольку формы являются если не целью и итогом становления, то по меньшей мере его промежуточными этапами.

Во-вторых, если нет ничего, что пребывало бы в одном и том же состоянии, следовательно, нет ничего, подлежащего утверждению, и ничего нельзя познать. По словам Аристотеля, один из последователей Гераклита, Кратил, пришедший к крайнему скептицизму и продолживший мысль Гераклита фразой «В одну реку нельзя войти не только дважды, но даже однажды», уже не говорил, а только двигал пальцем, показывая вечное движение .

Противопоставление идей Гераклита и Парменида относительно мироустройства в целом (один отказывает в существовании бытию, другой - небытию), относительно принципа его существования (динамики или статики, наличия движения или отсутствия) дидактически и логически удобно, но в действительности это весьма поверхностное представление об их онтологических концепциях, упрощение и искажение их моделей мира.

Общее в концепциях времени у Парменида и Гераклита

Среди тех, кто категорически отрицал это противопоставление Гераклита и Парменида как апологетов изменчивости и устойчивости соответственно (вошедшее в учебники как аксиома), были такие влиятельные мыслители, как М. Хайдеггер, Ж. Бофре, С.Н. Трубецкой, А.В. Лебедев и др. Так, М. Хайдеггер во «Введении в метафизику» утверждает: «Гераклит, которому, резко противопоставляя его Пармениду, приписывают учение о становлении, утверждает поистине то же самое, что и тот» . О том же самом говорит и Ж. Бофре: «.. .и тот и другой, несмотря на различие их изречений, у истоков западного мышления внимали одному и тому же логосу, слушали его одними и теми же ушами» .

В чем же состоит их общность, что они слышали «одними и теми же ушами»?

А.В. Лебедев указывает как минимум две их общие черты: 1) у обоих бытие соответствует единому, а становление многому; 2) единое понимается как умопостигаемая истина, многое - как иллюзия чувственного восприятия .

Попробуем показать далее, что статичность бытия у Парменида не исключает движения вещей, становления «многого», а метафизическая динамика Гераклита не сводит существование вещей к бесконечному становлению, никогда не достигающему бытия.

При всей текучести мир предстает у Гераклита завершенным, законченным: противоположности (т. е. противоположные характеристики вещи, противоположные силы и устремления) расходятся и сходятся, вещи возникают и исчезают внутри общего мирового процесса. Мир, бесконечно меняясь, неизменно возвращается к себе, управляемый единым законом - Логосом. «Солнце каждый день новое», - говорит Гераклит, отмечая в другом фрагменте, что и «оно не преступает положенных границ», и его движение вечно: «Солнце, дойдя до западного моря и погрузившись в него, гаснет, а затем, пройдя под Землей и достигнув востока, вспыхивает вновь, и так происходит бесконечно» . Под пределами, которые Солнце никогда не переступает, имеются в виду, вне сомнений, не качества Солнца, а моменты времени, когда оно «поворачивает на убыль или на прибыль» . Время - вот что задает Космосу общий неизменный порядок.

Вещи существуют и меняются во времени, но само время неизменно: «Один день равен всякому» . Постоянство мер, таким образом, важнее, чем изменчивость мира вещей. Как писал Ж. Бофре, «нет ничего более чуждого духу Гераклита, чем это мнимое учение о всеобщей подвижности, которое приписывает ему косная традиция» , а пото-

му, считает он, необходимо переосмыслить знаменитый гераклитов тезис «navxa psî» - «всё течет».

Борьба и разделение отдельных сил и сущностей становится условием согласия и единства целого, а постоянство лишь обозначает границы изменчивости. «Оно оказывается постоянством лишь в той мере, в какой является одновременно и постоянством, и изменчивостью внутри единства, насквозь пронизанного различием», - замечает Ж. Бофре . Идея Гераклита о согласии, гармонии противоположностей их «тожеса-мости»: «Что вверху, то и внизу», «Дорога туда и обратно одна и та же» состоит не в их примирении, взаимопогашении или равновесии, а, по утверждению А.В. Ахутина, во «вложенности одного мира в другой» .

И это касается в той же мере проблемы времени. Времена не только следуют друг за другом, чередуясь, различаясь, но и соприсутствуют в едином бытии. Эта мысль представлена во фрагменте 88 DK: «Одно и то же в нас - живое и мертвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое, ибо эти [противоположности], переменившись, суть те, а те, переменившись, суть эти» .

А.В. Ахутин подчеркивает, что речь здесь идет не только о разных состояниях чего-то, а о разных временах (бытие совершенное, совершающееся, сбывшееся; живущее сейчас - жившее раньше, уже пробудившееся - еще спящее и т. д.). При этом А.В. Ахутин делает чрезвычайно важное замечание о соприсутствии времен в точке ах^, т. е. точке зрелости, моменте полноты бытия, расцвета прошедшего (которое одновременно и умерло, и продолжает участвовать в жизни) . Поскольку бытие есть становление, в нем все времена соединяются в одно: «В отличие от го-нических историй (тео- или космо-), где происхождение проходит, уходит в прошлое, завершившись наставшим настоящим, у Гераклита бытие есть всегда настающее настоящее» [Там же, с. 544] (курсив наш. - Т.Д.). Это совпадение времен и состояний, кстати, звучит в известном призыве Пиндара «révoi" oioç éaai ^a0œv» - «Стань тем, кто ты есть, научаясь».

Рассуждая о сущности «текущего бытия» у Гераклита, А.В. Ахутин блестяще выражает ее тезисом «Бытие есть единство текущего события». Если есть нечто, пишет он, то оно несет в себе начало своего бытия, доказывает бытием свою автаркию, тем самым являя собой завершенное целое, вещь-космос, начинающийся собой (источающий себя) и приходящий к завершению, очерченный своими пределами, но не застывший внутри себя: Солнце каждый день новое, но при этом оно не перестает быть Солнцем.

Отзвук гераклитовой диалектики, идеи различия как основы единства мы видим у его оппонента Парменида: «Познавай (^suoos - "выводи на белый свет", приводи к ясности, открывай сокрытое) отсутствующее как

НАУЧНЫЙ /ЖУРНАЛ

постоянно присутствующее» , - говорит мыслитель, имея в виду под «отсутствующим» то, что не явно, скрыто или потенциально наличествует в бытии. Ничто не есть всегда, и ничто не не есть (т. е. не отсутствует, не принадлежит небытию) окончательно. «Присутствующее» никогда не исчезает совсем, но в его существовании можно выделить периоды скрытого и явного присутствия, чередование потенциального и актуального модусов бытия.

В результате анализа концепций Парменида и Гераклита можно суммировать их основные положения следующим образом.

Время не имеет под собой никаких оснований, оно никем не создано и не может быть уничтожено. Время само есть условие и основание существования вещей, оно вписано в онтологические структуры Космоса и обеспечивает его порядок. Оно есть онтологическое творящее первоначало мира, проявляющееся в изменчивости и текучести вещей. Время непосредственно связано с движением и изменением, и потому течению времени подчинены лишь изменчивые единичные вещи. Целое же пребывает вне времени, т. е. в вечности. Постоянство бытия в изменчивости мира устроено как противоборство возникновения и гибели или соприсутствия (в уме) присутствующего и отсутствующего. Понять (помыслить) сущее в его бытии - значит схватить его в точке наивысшего сбывания собой, когда рост сменяется нисхождением, как покой подброшенного камня в верхней точке его движения или исполнение, расцвет жизни человека в момент его наивысшего достижения. Момент настоящего в точке не просто соединяет собой прошлое и будущее, как их граница, но вмещает их в себя, является средоточием времени вообще.

Оба мыслителя диалектически оценивают соотношение изменчивости сущего во времени и неизменности и вечности бытия как два равноправных мирообразующих принципа, не абсолютизируя ни тот ни другой.

1. Аристотель. Метафизика // Аристотель. Сочинения: в 4 т. / вступ. ст. и примеч. В.Ф. Асмуса. - М.: Мысль, 1976. - Т. 1. - С. 65-368.

2. Аристотель. Физика // Аристотель. Сочинения: в 4 т. / вступ. ст. и примеч. И.Д. Рожанского. - М.: Мысль, 1981. - Т. 3. - С. 59-262.

3. Ахутин А.В. Античные начала философии. - СПб.: Наука, 2007. - 783 с.

4. Борхес ХЛ. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Произведения 1942-1969. -Изд. 2-е, стер. - СПб.: Амфора, 2011. - 847 с.

5. Бофре Ж Диалог с Хайдеггером. Греческая философия / пер. с фр. и вступ. ст. В.Ю. Быстрова. - СПб.: Владимир Даль, 2007. - 254 с.

Литература

6. Лебедев А.В. Логос Гераклита. Реконструкция мысли и слова (с новым критическим изданием фрагментов). - СПб.: Наука, 2014. - 533 с.

7. Трубецкой С.Н. Метафизика Древней Греции / примеч. И.И. Маханькова. - М.: Мысль, 2010. - 589 с.

8. Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. От эпических теокосмо-гоний до возникновения атомистики / изд. подгот. А.В. Лебедев; отв. ред. и авт. вступ. ст. И.Д. Рожанский. - М.: Наука, 1989. - 576 с.

9. Хайдеггер М. Введение в метафизику / пер. с нем. Н.О. Гучинской. - СПб.: Высшая религиозно-философская школа, 1997. - 320 с.

10. Хайдеггер М., Финк Е. Гераклит / пер. с нем. А.П. Шурбелева. - СПб.: Владимир Даль, 2010. - 383 с.

11. Черняк Л.С. Вечность и время: возвращение забытой темы / под ред. А.А. Григорьева, О.Е. Лебедевой. - М.; СПб.: Нестор-История, 2014. - 696 с.

12. Diels H. Die Fragmente der Vorsokratiker. Bd. 1 / herausgegeben von W Kranz. - 9 Aufl. - Berlin: Weidmannsche Verlag Buchhandlung, 1972. - 486 S.

13. Гомер. Илиада [Электронный ресурс]. - На греч. яз. - URL: http://www. magister.msk.ru/library/babilon/greek/homer/grhomer.htm (accessed: 20.11.2018).

Статья поступила в редакцию 21.05.2018 г. Статья прошла рецензирование 02.07.2018 г.

SCIENTIFIC HISTORY OF PHILOSOPHY ^JOURNAL...............................................................................................................................................

DOI: 10.17212/2075-0862-2018-4.1-212-229

TIME AND ETERNITY IN THE ONTOLOGICAL MODELS OF PARMENIDES AND HERACLITUS

Denisova Tatyana,

Cand. of Sc. (Philosophy), Associate Professor Department of Philosophy, Dean of the Faculty of Social Technologies Surgut State University,

1, Lenina Ave., Surgut, Khanty-Mansy Autonomous Okrug - Yugra, Tyumen region, 628412, Russian Federation [email protected]

The article gives a systematic analysis of the positions of two outstanding and traditionally opposed to each other representatives of the Greek natural philosophy Parmenides and Heraclitus regarding the problem of time as a world-forming principle.

The article is focused on the ground of the following ideas. First, attempts to consider ontological essence of time (not only its empirical manifestations and instrumental uses) were already made in early Greek philosophy. Secondly, the tradition of contrasting the views of Parmenides and Heraclitus concerning the main principles of the world order is hardly justified. The article shows that the Parmenides" idea of the static nature of being doesn"t exclude the movement and the formation of things, and the metaphysical dynamics of being according to Heraclitus does not reduce the existence of things to an infinite becoming without the opportunity to get true being.

Thirdly, images of time and eternity, one way or another, are presented in both conceptions. Time is considered as a condition and basis for the existence of individual things, manifested in their conversion and movement. Out of time, that is, in eternity, there is the Whole that includes all the existent and possible individual things. Thus the conceptions of Parmenides and Heraclitus represent two parts of a single ontological model of the order of the Cosmos.

Keywords: time, eternity, movement, being, existent thing, substance, border. Bibliographic description for citation:

Denisova T. Time and eternity in the ontological models of Parmenides and Heraclitus. Idei i idealy - Ideas and Ideals, 2018, no. 4, vol. 1, pp. 212-229. doi: 10.17212/2075-08622018-4.1-212-229.

1. Aristotle. Metafizika . Aristotle. Sochineniya. V 4 t. T. 1 . Moscow, Mysl" Publ., 1976, pp. 65-368. (In Russian).

2. Aristotle. Fizika . Aristotle. Sochineniya. V 4 t. T. 3 . Moscow, Mysl" Publ., 1981, pp. 59-262. (In Russian).

3. Akhutin A.V Antichnye nacchala filosofii . St. Petersburg, Nauka Publ., 2007. 783 p.

4. Borges J.L. Sobranie sochinenii. V 4 t. T. 2. Proizvedeniya 1942-1969 . 2nd ed. St. Petersburg, Amfora Publ., 2011. 847 p. (In Russian).

5. Beaufret J. Dialog s Khaideggerom. Grecheskaya filosofiya . St. Petersburg. Vladimir Dal" Publ., 2007. 254 p. (In Russian).

6. Lebedev A.V. Logos Geraklita. Rekonstruktsiya mysli i slova /Logos of Heraclitus. Reconstruction of thoughts and words]. St. Petersburg, Nauka Publ., 2014. 533 p.

7. Trubetskoi S.N. Metafizika Drevnei Gretsii . Moscow, Mysl" Publ., 2010. 589 p.

8. Lebedev A.V, comp. Fragmenty rannikh grecheskikh filosofov. Ch. 1. Ot epicheskikh teokosmogonii do vozniknoveniya atomistiki . Moscow, Nauka Publ., 1989. 576 p.

9. Heidegger M. Vvedenie v metafiziku . St. Petersburg, Vysshaya religiozno-filosofskaya shkola Publ., 1997. 320 p. (In Russian).

10. Heidegger M., Fink E. Geraklit . St. Petersburg, Vladimir Dal" Publ., 2010. 383 p. (In Russian).

11. Chernyak L.S. Vechnost" i vremya: vozvrashchenie zabytoi temy . Moscow, St. Petersburg, Nestor-Istoriya Publ., 2014. 696 p.

12. Diels H. Die Fragmente der Vorsokratiker. Bd. 1. Herausgegeben von W Kranz. 9 Aufl. Berlin, Weidmannsche Verlag Buchhandlung, 1972. 486 p.

1. Введение 4

2. Диалектическая космология Гераклита 5

3. Становление онтологии: «монотеизм» Ксенофана, учение 12

Парменида о бытии, апории Зенона Элейского.

4. Анаксагор: «семена вещей» и ум (нус). Атомизм 13

Левкиппа - Демокрита.

5. Заключение 17

6. Список используемой литературы 18

Тема 2.ГЕРАКЛИТ, ПАРМЕНИД И ДЕМОКРИТ: ТРИ ВЗГЛЯДА НА БЫТИЕ.

1.Диалектическая космология Гераклита.

2.Становление онтологии: «монотеизм» Ксенофана, учение Парменида о бытии, апории Зенона Элейского.

3.Анаксагор: «семена вещей» и ум (нус). Атомизм Левкиппа - Демокрита.

Введение

Еще Аристотель определил, что «Задача философии в познании всеобщего. Ее предмет – первые начала и причины бытия». Таким образом – категория бытия – фундаментальная философская категория, которая служит для обозначения всего, что существует. В ней фиксируется убеждение человека в существовании окружающего его мира. Отдельные вещи и явления возникают и исчезают, уходя в «небытие», а мир в целом сохраняется. Уже античные философы пытались понять, насколько реально и действительно бытие по отношению к небытию.

Бытие – интегральная характеристика мира, утверждающая целостность мира, через его существование.

В контрольной работе я опишу взгляды великих античных философов на бытие - Гераклита, Парменида и Демокрита.

1.Диалектическая космология Гераклита

Потомок правителей Афин и Эфеса, утративших свою власть, Гераклит (ок. 544-484 гг. до н.э.) отличался высокомерным и желчным складом характера. Его прозвали «плачущим философом»: говорят, он плакал, видя, как неразумно живут люди. Недовольный эфесскими порядками, Гераклит удалился в храм Артемиды (одно из знаменитых «семи чудес света», впоследствии сожженное Геростратом), а затем в горы, став отшельником. Предание сообщает, что Гераклит умер от скопления влаги во внутренностях (водянки), зарывшись в песок. Он отказался лечиться у врачей, язвительно заметив, что они причиняют то же «благо», что и болезни.

Гераклит написал несколько философских поэм, полных образов и метафор и чрезвычайно трудных для понимания, за что получил у греков прозвище «Темный». Сократ отозвался о его сочинении так: «То, что я понял – прекрасно, чего не понял, думаю, тоже, но чтобы разум не утонул здесь, нужен прямо-таки делосский ныряльщик ». А автор одной эпиграммы предостерегает: «Не торопись раскрутить до стерженька свиток Гераклита Эфесского... Мрак и тьма беспросветная, но если тебя ведет просвещенный, книга станет светлее ясного солнца». Сохранилось немногим более ста небольших фрагментов его книги, в которой говорилось о Вселенной, о Боге и о государственном строе.

Доксографы с редким единодушием отмечают, что Гераклит ни у кого не учился. В сохранившихся отрывках его книги он с нескрываемым презрением отзывается о знаменитых греческих поэтах и философах. Пифагора он называет «предводителем мошенников» и обвиняет в плагиате, а Гомер и Архилох, по его мнению, «заслуживают того, чтобы их выгнали с состязаний и высекли».

В отличие от философов милетской школы и пифагорейцев, Гераклит открыто пренебрегает занятиями математикой и естествознанием. С характерной для него загадочной иронией Гераклит утверждает, что ширина Солнца равна человеческой ступне. Мудрость – это не коллекция сведений о явлениях природы, а знание закона, который правит миром. «Многознание уму не научает...» – говорит Гераклит.

Его учение – это первая в истории человечества философия в чистом виде , без всяких примесей в те времена еще очень примитивных опытных знаний о природе. Возможно, поэтому она вызывает искреннее восхищение и двадцать пять столетий спустя: великий немецкий философ-диалектик Георг Гегель утверждал, что нет ни одного положения Гераклита, которое он не принял бы в свою «Логику».

Первое начало Природы Гераклит именует «Logos». У этого слова имеется множество разных значений, основные среди которых – «разумная речь», «истина», «закон». Демократическое устройство греческого полиса прочно связало эти значения в человеческом мышлении: все общественные дела решаются здесь общим собранием граждан полиса, а главным инструментом власти становится слово . Разумное, истинное слово – Логос – превращается в закон. Не удивительно, что верховный закон мироздания у Гераклита зовется «Логосом» (хотя, вообще говоря, Гераклита никак нельзя отнести к сторонникам демократического строя).

Его Логос – это не вещество или материал, из которого сделаны вещи, как вода или воздух у милетцев, а вечный закон , которому следует всё существующее, так сказать, Речь, с которой Природа обращается к отдельным вещам и управляет ими. Иногда Гераклит именует Логос «Разумом, который правит Вселенной», иногда «Богом» или даже «Зевсом», однако его Логос не имеет ничего общего с богами общепринятых религий: Логос не существует отдельно от вещей, его частица пребывает во всякой вещи. Этот Логос, в сущности, не что иное, как закон природы , в том смысле, в каком этим выражением в наши дни пользуются ученые.

Разумный человек умеет понимать Логос-Речь природы и руководствуется ею в своих поступках. Однако разумные люди встречаются редко, сетует Гераклит. Его поэма начиналась словами: «Эту-вот Речь (Логос) сущую вечно люди не понимают и прежде, чем выслушать [ее], и выслушав однажды. Ибо, хотя все [люди] сталкиваются напрямую с этой-вот Речью (Логосом), они... не осознают того, что делают наяву, подобно тому как этого не помнят спящие».

Образом устроенного Логосом мироздания, космоса, у Гераклита является огонь . – «Этот космос, один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий».

В чем смысл этой параллели космоса и огня? Огонь все время меняется, пребывает в беспрерывном движении (в отличие от Пифагорова числа, которое вечно остается лишь тем, что оно есть, равным себе). Это – символ вечного становления . В мире нет ничего постоянного, но все вещи «текут», словно реки, учит Гераклит. – «На входящих в те же самые реки притекают в один раз одни, в другой раз другие воды».

Однако космос-огонь возгорается и угасает не беспорядочно, а «мерно». Мера его изменения остается одной и тою же, это и есть – «вечно сущий» Логос 4 . Логос существует совершенно иначе, чем все остальные вещи, этот естественный закон – единственное, что сохраняется в всеобщем потоке становления.

Однако у Гераклита огонь – не просто поэтический образ, как, к примеру, «река» сущего. Он признаёт огонь первым началом природы в прямом, физическом смысле. Из космического первоогня образуются все вещи и через какое-то отмеренное Логосом время Вселенная снова обращается в огонь, сгорает, и эти периоды чередуются бесконечно. Угасая, огонь сперва превращается в воду, а затем равными долями в землю и воздух. Со временем происходит обратное превращение: «Всех и вся, нагрянув внезапно, будет Огонь судить и схватит».

Гераклит любил сравнивать огонь с золотом , а Вселенную – то с рынком : «Под залог огня все вещи и огонь [под залог] всех вещей, словно как [под залог] золота – имущество и [под залог] имущества – золото», – то с мастерской , где золотой песок, плавясь, отливается в формы различных предметов, а то и просто со слитком : «Прекраснейший космос – словно слиток, отлитый как попало». Огонь у Гераклита является общей субстанцией всех существующих вещей, подобно тому, как золото представляется всеобщей мерой стоимости товаров или материалом разнообразных украшений или слитка.

Эти представления Гераклита несравненно лучше, чем мнения Фалеса или Анаксимена, согласуются с данными современной космологии, утверждающей, что Вселенная образуется из огнеобразного сгустка плазмы.

Причина, «виновница» изменения и становления вещей – всеобщая «вражда», «распря». Идея возникновения движения из столкновения противоположного, возможно, воспринята Гераклитом у милетца Анаксимандра. Однако тот усматривал в противоборстве всех вещей «неправду», за которую они расплачиваются собственной гибелью, Гераклит же, напротив, – высшую истину (логос) бытия и «обычный порядок вещей».

Мироздание представляется Гераклиту насквозь противоречивым . За непрекращающимся хаотическим движением вещей скрывается вечный и неизменный порядок, за индивидуальным и неповторимым внешним обликом всякой вещи – общий закон бытия.

«Кто намерен говорить с умом, те должны крепко опираться на общее для всех, как граждане полиса – на закон, и даже гораздо крепче. Ибо все человеческие законы зависят от одного, божественного: он простирает свою власть так далеко, как только пожелает, и всему довлеет, и [все] превосходит. Поэтому дóлжно следовать общему, но хотя разум (логос) – общ, большинство [людей] живет так, как если бы у них был особенный рассудок».

«Выслушав не мою, но эту-вот Речь (Логос), дóлжно признать: мудрость в том, чтобы знать всё как одно».

Однако понять это высшее единство Природы совсем не просто, так как ее логос скрыт облаком многообразных явлений: «Природа любит прятаться». Разум учит усматривать в кажущихся совершенно разными вещах и событиях действие и проявление одной и той же реальности. Особенные свойства всякой вещи разум воспринимает как выражение их всеобщей, универсальной природы. А внешним чувствам вещи представляются случайными, все время меняющимися, уникальными единицами бытия.

Диалектик а. В мире единичных вещей Логос проявляет себя посредством соединения противоположных начал в единое целое. Гераклит приводит множество остроумных примеров тождества противоположного:

«Враждебное находится в согласии с собой: перевернутое соединение (гармония), как лука и лиры».

«У лука (biós) имя – жизнь (bíos), а дело – смерть».

«Совместны у {окружности} круга начало и конец».

«У чесала путь прямой и кривой один и тот же»

«Эон – ребенок, играющий в пессейю, ребенку принадлежит царская власть».

Мысль Гераклита предельно ясна: общий закон природы осуществляется посредством своей противоположности – уникального и случайного, как бросок игральных костей в пессейе, стечения событий. Красота и порядок мироздания «прячутся» за хаотическими движениями единичных вещей, отчего космос выглядит словно слиток золота, «отлитый как попало».

Противоречие – это характерная форма проявления высшего единства Природы. Противоречие движет миром . Эта гениальная диалектическая мысль Гераклита на разные лады повторяется и комментируется позднейшими античными философами: «Вероятно, природа стремится к противоположностям и из них, а не из подобного создает согласие...» [Псевдо-Аристотель]. «Природа, сочетав между собой несхожие начала мироздания, соразмерила их, словно музыку, благозвучным согласием...» [Апулей]. «И универсум в ладу с самим собой, тогда как его части зачастую враждуют...» [Плотин]. «Из всего этого можно извлечь одно – что мироздание скреплено [= сопряжено в единство] этой противоположностью» [Прокл].

Политические воззрения Гераклита тоже проникнуты диалектикой. Он превозносит войну, в которой видит воплощение вселенского духа противоречия:

«Война – отец всех...» [В 29]. «Гомер, молясь, чтобы «вражда сгинула меж богами и меж людьми», сам того не ведая, накликает проклятие на рождение всех [существ]» (ибо они рождаются вследствие противодействия, – приводя эти слова Гераклита, проницательно добавляет Плутарх).

«Дóлжно знать, что война общепринята, что вражда – обычный порядок вещей, и что все возникает через вражду и заимообразно [= “за счет другого”]» . Гераклит хочет этим сказать, что вещи не возникают из ничего. Возникновение всякой вещи логически означает вытеснение из реальности какой-либо иной вещи, чью долю бытия она как бы берет «взаймы» и, в свою очередь, прекращая свое существование, возвращает этот заём третьей вещи. Бытие не дается вещам даром, а лишь «за счет другого». Им приходится отстаивать своё бытие в бесконечной взаимной «вражде», посредством которой утверждает себя высшая гармония мироздания, Логос.

Гераклит – яростный противник греческой демократии, которая решает своим проблемы не разумом, а числом голосов. Он презрительно третирует чернь, которой обычно принадлежит численное большинство: люди «поют мелодии толпы, того не ведая, что многие – дурны, немногие – хороши». «Один мне – тьма, если он наилучший» (предание гласит, что эти слова были высечены на гробнице Гераклита).

Правление надлежит передать в руки умнейших. Однако правители обязаны руководствоваться общими законами: «Своеволие надо гасить пуще пожара. Народ должен сражаться за попираемый закон, как за стену [города]». А человеческие законы должны быть составлены в соответствии с «божественными» законами Природы. Здесь не место ходячим предрассудкам насчет равенства и справедливости: «Для бога всё прекрасно и справедливо, люди же одно признали несправедливым, другое – справедливым».

За этими словами Гераклита угадывается его аристократическое происхождение и горький политический опыт. Недовольный демократическими порядками, Гераклит отказался от немногих сохранившихся за андроклидами привилегий в пользу младшего брата и удалился от общественной жизни. Его близкий друг, Гермодор, раздражавший граждан Эфеса своим умственным превосходством, был отправлен ими в изгнание. В свое время Гераклит припомнил это эфесцам: в ответ на их просьбу составить для города свод законов, он в свойственной ему ядовитой манере предложил принять для начала закон, предписывающий перевешать всех взрослых эфесцев.

Гераклит Эфесский остаётся самым загадочным и остроумным мыслителем античности. Его диалектическое учение послужило источником множества разнообразных философских течений: Гераклита признавали своим наставником софисты и стоики, Гегель и Ницше. Но только очень немногие философы умели мыслить столь же независимо и решительно, как Гераклит, и, что не менее важно, жить в безупречном согласии с собственной философией.

2.Становление онтологии: «монотеизм» Ксенофана, учение Парменида о бытии, апории Зенона Элейского.

Основателем элейской школы принято считать Ксенофана. Крупнейшим мыслителем – элеатом был Парменид (540-сер 5 века до Р.Х.), которого можно назвать отцом онтологии. Космология у него преобразуется в онтологию – учение о бытии. Бытие, по Пармениду, охватывает собой всю реальность, все сущее, более того - единственно сущее. Бытие есть и не может не быть, небытия нет и не может нигде и никак быть.

Отрицание небытия с железной логикой приводит к наделению бытия следующими характеристиками: оно вечно - ни из чего не порождается и ничем не может быть уничтожено, оно неизменно и неподвижно – ему не в чем двигаться, оно едино и не может быть делимо на какие бы то ни было части, во всем равно себе – не может быть больше или меньше, оно есть вечное настоящее без начала и конца, без прошлого и будущего. У Парменида истиной владеет лишь логос (разум), постигающий бытие в его целостности, тогда как чувства, воспринимающие множество вещей-явлений в их постоянной изменчивости, есть источник заблуждений, ибочувства за сущее принимают то, что реально не существует, но только кажется таким.

Радикальный подход к бытию Праменида вызвал ожесточенную полемику. Его оппоненты аппелировали в основном к эмпирической самоочевидности движения к множественности. С защитой идей Парменида выступил его любимый ученик Зенон (490 -430 до Р.Х.), которого Аристотель назвал изобретателем диалектики. Если у Гераклита мы видели открытие объективной диалектики, то диалектика Зенона субъективна. Это особый способ рассуждения, стремящийся выявить противоречивость в аргументах оппонентов. Свои опровержения опровержений он построил в форме апорий (апория – безвыходное положение) – своеобразных задач, неразрешимых с позиций формальной логики.

3.Анаксагор: «семена вещей» и ум (нус). Атомизм Левкиппа - Демокрита.

Хитроумный выход из элеатского тупика предложили философы-атомисты. Крупнейшим представителем школы атомистов стал Демокрит (460-394 до Р.Х.). атомисты вводят в философию новое понятие – «атомы» (от атомон –неделимое) – мельчайшие, невидимые глазу частички бытия, различные комбинации которых дают жизнь всему существующему. Атомы эти различаются только по геометрической форме, они неразрушимы, неизменны. Здесь весьма четко прослеживается элеатская выучка атомистов, ведь их атомы по сути своей оказываются разбитыми на бесконечное множество единым Бытием Парменида. Кстати, как и последнее, атом является чисто умозрительным образованием, постигаемым только интеллектом. Атомы, представляющие собой всю полноту бытия, фактически предполагают и существование пустоты, без которой немыслимы движение и соединение атомов. Поистине гениальны атомисты в совеем варианте решения основного гносеологического противоречия элеатов. Бытие атомов открывается только разуму и это есть незыблемая истина, но в свою очередь сцепления атомов, воздействуя на органы чувств человека, порождают его мнения, которые также могут быть вполне истинными. Таким образом, атомисты дают оправдание феноменальному миру как полноценному проявлению исходного бытия.

Первичное состояние мира по Анаксагору, представляло собой смесь всех веществ, которые потом обнаруживаются в этом мире, - или «всех существующих вещей». Эти вещества были раздроблены на бесконечно малые, но воспринимаемые нашими органами чувств частички, перемешанные настолько совершенным образом, что ни одно из веществ не преобладало ни в какой точке пространства. По этой причине первичная смесь должна быть качественно-неопределенной, и это давало повод сравнивать ее с исходным состояние мира у Анаксимандра. Анаксагоровская идея первичной смеси была вполне оригинальной, не имевшей непосредственных предшественников в прошлом. Сам Анаксагор сознавал это очень четко, причем он придавал этой идее настолько большое значение, что сформулировал ее в первой фразе своего сочинения. « Вместе все вещи были беспредельные по множеству и по малости. Ведь и малое было беспредельным. И когда все вещи были вместе, ничто не было различно из-за малости…» первичная смесь Анаксагора обладала еще одной характерной особенностью: она была лишена какого бы то ни было движения. До начала процесса космообразования бесконечно малые частицы бесчисленных «существующих вещей» неподвижно покоились каждая в своем месте: они не изменялись и не перемещались, ибо не было ничего, что побуждало бы их изменяться и перемещаться. И вода Фалеса, и воздух Анаксимена, и беспредельный источник всего сущего у Анаксимандра, - каждое из первоначал обладало способностью к движению.

У Анаксагора движение не является свойством, изначально присущим вещам нашего мира. Вещи покоились неподвижно в составе первичной смеси. Движение было внесено в нее внешним фактором, который Анаксагор назвал Разумом.

Первую из функций, выполняемых разумом в процессе космообразования, можно было бы обозначить как функцию «первичного толчка». В определенный момент времени в каком то ограниченном участке пространства Разум сообщает первичной смеси мощное круговращательное движение. Это круговращение начинает затем расширяться в силу того, что приведенные в движение частицы смеси увлекают за собой соседние, еще неподвижные частицы, находящиеся на периферии вихря. Захватывая все большие участки пространства и приводя в движение все большие области первичной смеси, космический вихрь, по-видимому, замедляется: он как бы растрачивает свою энергию. Первоначальная же скорость этого круговращения во много раз превосходила все известные нам скорости – это можно заключить на основании дошедшего до нас фрагмента сочинений Анаксагора: «Таким образом происходит вращение…под действием скорости и силы. Ведь силу порождает скорость. Скорость же их несравнима со скоростью какой бы то ни было вещи из тех, которые ныне известны людям, но безусловно во много раз больше». Так же Анаксагор писал, что Разум «стал властвовать над всеобщим вращением, так как он дал начало этому вращению». «И как должно бать в будущем, и как было то, чего теперь нет, и как есть – все устроил Разум, и то вращение, которое совершают теперь звезды, Солнце, Луна, а также отделившийся воздух и эфир».

Вслед за эфиром и воздухом происходит и отделение других компонентов первичной смеси: «После того, как Разум положил начало движению, от всего приведенного в движение началось отделение, … и круговращение разделявшихся веществ вызвало еще большее разделение».

Разделяющиеся таким образом компоненты первичной смеси образуют несколько концентрических слоев, или оболочек. При этом в центре скапливаются более плотные, влажные и холодные вещества, из них в дальнейшем и уплотняется Земля. « плотное, влажное, холодное и темное собралось там, где теперь Земля, редкое же, теплое и сухое ушло в дали эфира».

Но все это не объясняло возникновения многих вещей в окружающем нас мире. Но необходимо было объяснить ряд органических процессов: питания, роста. Здесь необходимо было найти какой то другой механизм, отличный от вихревого движения. Такой механизм Анаксагор находит, используя древнее положение: «Подобное стремится к подобному». Смысл этого выражения состоит в том, что тождественные по своим свойствам частицы стремятся слиться, соединиться.

В отличие от Демокрита, у Анаксагора положение «Подобное стремится к подобному» лежало в основе не главного, а лишь вторичного механизма.

Вопросы, занимавшие Анаксагора, восходили к парменидовскому учению о бытии. Что надо понимать под истинным бытием, которое не меняется, не увеличивается и не уменьшается, но всегда остается равным самому себе, - вот проблема, стоявшая перед мыслителями V века до н.э. Решение этой проблемы Анаксагора было наиболее радикальным. Истинное бытие, по его мнению, присуще всем качественно-определенным вещам окружающего нас мира, всем физически однородным веществам, прежде всего тем, из которых происходят растительные и животные организмы. Анаксагор называл их «существующими вещами». Они существуют не потому, что доступны нашему восприятию. Каждая из вещей есть и не может не быть.

А отсюда непосредственно следует, что всякая «существующая вещь» не возникает и не уничтожается, но всегда остается равной самой себе как в количественном, так и в качественном отношении. В мире происходит лишь соединение и разделение «существующих вещей», которые дают нам видимость возникновения и уничтожения. «О происхождении и возникновении у эллинов нет правильного мнения: ведь никакая вещь не возникает и не уничтожается, но соединяется из существующих вещей и разделяется. И таким образом правильнее было бы назвать возникновение соединением, а уничтожение – разделением». Таким образом можно сформулировать «принцип сохранения материи». Чувственно воспринимаемый мир есть мир непрерывного становления: в нем всегда что-то исчезает, мы непрерывно наблюдаем, как вещи, обладающие определенными свойствами, изменяются, приобретают новые свойства и превращаются в нечто совсем иное. Особенно наглядно это прослеживается на примерах питания и роста живых организмов. По Анаксагору нет таких веществ, которые состояли бы из чистого несмешанного вещества. Каждая вещь представляет собой смесь всех «существующих вещей». Это положение сохраняет силу, какой бы миниатюрной не рассматривалась бы данная частица, как бы мал не был занимаемый ею объем». И как у большого и у малого имеется равное число частей, то и таким образом во всем может заключаться все. И не может быть обособленного существования, но во всем имеется часть всего».

Заключение

В истории философии первую концепцию бытия дали древнегреческие философы досократики (6-4 вв. до н.э.). Для них бытие совпадает с материальным, неразрушимым и совершенным космосом. Честь досократиков рассматривали бытие как единое, неподвижное и неизменное, самотождественное, другие как непрерывно изменяющееся, становящееся. Досократики различали бытие «по истине» и бытие «по мнению», формулируя понятия сущности и существования. Вместе с этим была сформулирована концепция небытия, как противопоставленная бытию, которое являлось отсутствием, отрицанием бытия.

Список используемой литературы:

1. Майданский А.Д. Философское наследие античности.-Таганрог, 1999, с.34-38 http://caute.net.ru/am/tex/dialhr.html

2. Мир философии: Книга для чтения. В 2 ч. – М.: Политиздат, 1991.

3. Антология мировой философии. В 4 т. – М.: Мысль, 1969.

4. Материалисты Древней Греции. – М., 1955.

5. Рассел Б. История западной философии. - М., 1993.

6. Щукин Н.Н. Античная натурфилософия: Метод, указания. - Ухта УГТУ, 1999.

В учении о движении и развитии Парменид оказался прямым антагонистом Гераклита. С точки зрения диалектики Гераклита мир непрерывно изменяется. По Пармениду, наоборот, даже обычное движение - только видимость, оно происходит не в реальном, а в кажущемся мире, в мире наших восприятий и представлений. С учений Парменида и Гераклита началась полемика между диалектикой и метафизикой. Более поздние варианты метафизической концепции мира уже не отрицали движение и изменение вещей (это слишком явно противоречило повседневному опыту), но давали упрощенное, примитивное объяснение процессов изменения и развития.

Проблема научного осмысления движения стала центральной в философии Зенона Элейского. Его главная мысль направлена на защиту учения Парменида и может быть выражена в одной фразе: движение противоречиво и поэтому невозможно, так как противоречия могут существовать только в мышлении, а не в реальных вещах. Для обоснования этой мысли Зенон сформулировал несколько знаменитых аргументов, иллюстрировавших с его точки зрения противоречивость и, следовательно, невозможность движения. Эти аргументы, до сих пор обсуждающиеся в философии и математике, получили название «апории Зенона» («апория» в переводе с греческого означает «затруднение», «недоумение»). Из-за того, что сочинения философа дошли до нас только в отрывках, сейчас известны всего четыре апории: «Дихотомия (деление пополам)», «Ахилл», «Летящая стрела» и «Стадий».

В апории «Дихотомия» Зенон пытался доказать, что начать движение невозможно. Пусть имеется некий отрезок АБ. Казалось бы, его очень просто пройти, двигаясь из точки А в точку Б. Однако для того, чтобы пройти весь путь, необходимо сначала пройти его половину. Прежде чем будет пройдена половина пути, должна быть пройдена, в свою очередь, половина этой половины и т. д. В результате создается впечатление, что пройти отрезок АБ вообще невозможно.

Похожая логика рассуждений легла в основу апории «Ахилл». Быстроногий греческий герой Ахилл никогда не сможет догнать ползущую перед ним черепаху. Пока он достигнет места, занимаемого черепахой в начале гонки, она уже успеет от этого места отползти вперед, а пока он добежит до ее нового местоположения, она проползет еще чуть-чуть и т. д. Как бы ни был мал отрезок пути, разделяющий Ахилла и черепаху, ему все равно понадобится какое-то (пусть даже очень маленькое) время на преодоление этого расстояния. А черепаха за данный промежуток времени обязательно продвинется вперед (пусть даже совсем немного). Таким образом, Ахилл никогда не догонит черепаху. Объяснение этой апории, схватывающей реальные противоречия движения, попытался дать Аристотель, отметивший, что воин догонит черепаху, если ему позволят «перейти границу». Современная математика может дать более подробное объяснение, основанное на теории пределов. Зенон умышленно рассматривает здесь все более короткие промежутки времени, за которые Ахилл преодолевает постоянно уменьшающиеся отрезки пространства, разделяющие его и черепаху. Однако реальное время не может течь так, как описывает Зенон. Предположим, чтобы догнать черепаху в реальном времени, Ахиллу понадобился временной промежуток, равный N. Формулируя апорию, Зенон умышленно рассматривает последовательность постоянно уменьшающихся временных интервалов, сумма которых устремлена к пределу, заведомо меньшему, чем N. За этот ограниченный период времени догнать черепаху действительно нельзя, как и заметил Аристотель. В действительности Ахилл может догнать черепаху потому, что реальное время невозможно остановить, удержать в границах того «усеченного», ограниченного математическим пределом времени, которое анализирует Зенон. Однако это объяснение все же не разрешает до конца всех сложных математических проблем, которые скрыты во второй апории.

Наиболее известна третья апория Зенона, получившая название «Летящая стрела». В каждый момент своего движения летящая стрела занимает в пространстве какое-то определенное место, т. е. покоится в нем. Значит, на всем протяжении полета она фактически покоится - сначала, допустим, в точке А, а затем - в точке Б, в точке С и т. д. Таким образом, движения в строгом смысле слова нет - движущееся тело последовательно покоится в разных точках пространства (или, точнее, в разных его промежутках). То, что считают движением, на самом деле оказывается цепью состояний покоя.